АСТАНА, 20 янв – Sputnik, Асем Миржекеева. Еще за несколько недель до приезда Жана Франсуа Розье нашу столицу потряс немыслимый по меркам борцов за нравственность перформанс полуобнаженных девушек в одном из торговых центров столицы Казахстана. Догадки и предположения о том, чем чревата городу такая "выходка", развеялись на следующей же день. Оказалось, что разрисованные девушки анонсируют значимое культурное событие – в Астане 20 января открывается фотовыставка Жана Франсуа Розье "Гипер Астана", где он представит 30 эксклюзивных экспозиций.
Фотовыставка Розье откроется в пятницу вечером во Дворце мира и согласия. А незадолго до этого события корреспондент Sputnik Казахстан за чашечкой терпкого чая провел несколько часов в компании французского мэтра. Предлагаем вам эксклюзивное интервью о том, как видит художник этот бушующий мир.
– Чем вас привлекла Астана? Что в ней такого особенного? Что вас вдохновило на создание произведений о ней?
– Ранее мы продали несколько работ казахстанским покупателям. Я поинтересовался, для кого были предназначены эти картины. Мне сказали, что эти работы приобретались для круга президента Казахстана. Как я потом узнал, моя картина пополнила коллекцию Фонда первого президента. Раньше я не видел фотографий Астаны, и мне стало интересно. Когда я увидел архитектуру здания Фонда первого президента, то был восхищен и решил, что мне непременно надо посетить этот город. На тот момент я только вернулся из столицы Бразилии. Для меня она стала как утопия. И когда я узнал, что Астана – это город, который появился практически в XXI веке, и тоже отчасти представляет собой какую-то утопию, тогда я подумал, что мог бы сравнить эти две столицы мира. С точки зрения архитектуры – это два разных города. Там один архитектор проектировал город, здесь – несколько. Но если смотреть с точки зрения урбанизма и как все устроено в них, то они очень похожи между собой.
– А какова стоимость ваших картин?
– Та, что мы продали в Казахстан, оценивалась примерно в 20 тысяч евро. Цена в среднем колеблется от 10 до 20 тысяч. Она зависит от формата.
– Знаете ли вы о том, что ваша выставка в Казахстане весьма экстравагантно анонсировалась? Каково ваше отношение к такой рекламе?
– Да, я знал об этом. Я рассматриваю такой необычный ход как встречу с другими художниками. Я позитивно отношусь, что мою выставку анонсировали именно так. Для меня, наверное, это как коллаборация с локальными художниками. И мне интересно, как они видят мои работы.
– На тот момент прозвучало очень много негатива в адрес организаторов перформанса. Дело в том, что наш менталитет пока не готов к подобным культурным выпадам. Как вы считаете, есть ли грань между дозволенным и недозволенным с точки зрения искусства?
– Я не могу осудить никого. Отношусь к этому артистически. Также не могу судить о качестве артистизма этого перформанса. Еще я не могу прочитать и какие-то критические комментарии к нему. Мне отравляли все материалы перед приездом, но перевести их не было возможности. Но, повторюсь, что я смотрю на это, как на интересный ход. Обычно я работаю с фотографией, а тут мне позволили посмотреть на мою работу, нанесенную на тело — вижу только высокий смысл и эксперимент. Мне нравится, что моя работа разделена с художником, который наносил ее на тело девушек.
– Ваша работа, на которой изображен Фонд Первого президента, напоминает казахский национальный головной убор – саукеле. Или мне показалось?
– Когда я тут был, то видел очень много различных изображений, но, скорее всего, у меня это получилось бессознательно. Специально я не пытался показать схожесть с головным убором. Я очень расслабился, отдыхал и позволил войти культуре в свою душу. Получается, что я настолько впитал ее, что в результате получилась похожая форма. На самом деле, для меня самая большая награда, что мое путешествие прошло не поверхностно. Я действительно проникся культурой и мне очень приятно, что вы говорите, что моя работа напомнила ваш национальный головной убор. Для меня это большое признание.
– На мой взгляд, многие работы созданы в грязно-желто-серых цветах, напоминающих нам о городском смоге, загрязненной экологии и бренности. Полагаю, что вы специально выбирали такие тона?
– Изначально я планировал сделать свои картины в черно-белых тонах, поскольку архитектурные формы так выглядят гораздо красивее. Но потом я оставил цвет, но решил понизить все тональности и придать тем самым минималистичный оттенок моим работах. Когда я впервые оказался в Астане, то снимал свои работы, в основном, в хорошую погоду, но понижал цвет почти до черно-белого. А сейчас, когда я приехал в зимний город, то я подумал, что Астана под снегом выглядит гораздо лучше, как будто так и должно быть всегда. Такой цветовой контраст, что мы видим сейчас, мне очень нравится. Нахожу это очень красивым, и именно такой я ее хотел показать в своих работах, когда менял тона и цвет.
– Многие ваши работы возвращают к легенде или мифу о Вавилонской башне. Связан ли с ней ваш полет фантазии в работах?
– Вы правы. Одной из главных тем для вдохновения для меня является Вавилонская башня. Доходит до помешательства, но у меня был целый период, когда я посвящал свои работы Вавилонской башне. Я очень часто размышляю над тем, куда катится наш мир. Для меня миф о Вавилонской башне представляет собой наше общество и его будущее. В архитектуре образ Вавилонской башни очень важный, потому что он показывает человеческую гордыню. В эпоху глобализации Вавилонская башня напоминает нам, что очень большое достижение сегодня говорить на разных языках, жить в своей стране и продолжать развивать свою культуру. Это надо ценить и беречь.
– В вашей коллекции картин есть произведения, где на фоне Эйфелевой башне находятся стада овец, а на Кремлевской площади – белые медведи. В чем их смысл?
– Эти картины входят в серию о животных. Дело в том, что на многих моих картинах изображены туристические места и, соответственно, очень много туристов на них. И каждый раз, когда я создаю картину, то делаю "очистку", чтобы убрать людей с отснятого материала. Так как эти места очень узнаваемы в мире, если я "убираю" людей, то складывается ощущение апокалипсиса. Очень тревожное впечатление создается. Сейчас в мире очень много говорят о будущем человечества и планеты, и я пытаюсь посмотреть вперед и фантазирую, что в мире не останется людей, а будут только животные. Вот эти животные пришли туда, где раньше было много людей. К тому же животные для меня имеют еще и другое значение. Не могу сказать, как у вас, но во Франции нас начинают учить читать с басни Лафонтена, в которой повествуется о характере животных, их благородстве, чистых помыслах. Другими словами, все жизненно важные принципы мы изучаем на примере животных. Поэтому они несут символичный характер. Ну и потом, как вы знаете, за каждым городом закрепилось определенное клише, к примеру, Москва и Красная площадь ассоциируется с русским медведем.
– Хотели бы вы жить в мире, который сами придумали?
– Конечно! Как только речь заходит об усовершенствовании мира, мы можем это сделать хотя бы в своих картинах, и особенно, когда такая сложная реальность, то лучший выход – полететь за мечтой. И там попасть в утопию. Мне это помогает сбежать от суровой реальности. Даже перед тем, как заснуть, я мысленно отправляюсь в пейзажи своих картин.
– Где бы вы предпочли жить? В каком городе, а может, в деревне?
– Не могу сказать однозначно. Когда я начинал, то мне хотелось находиться в какой-нибудь французской деревушке, где царят тишина и покой. И сейчас, когда я побывал во многих городах с прекрасной архитектурой, то стал понимать, что мое место именно там.
– Как известно, ваш соотечественник и тезка Жан Франсуа Пилатра де Розье совершил первый полет на летательном аппарате, о котором так мечтало тогда человечество. В чем заключается ваша мечта, и чтобы вы хотели сделать для человечества?
– В детстве мой брат всегда смеялся надо мной и моей мечтой стать художником. Он всегда мне задавал вопрос: что ты сможешь сделать для людей? Меня задевали его высказывания, и стал я тогда задумываться об этом. Думаю, что одна из миссий художника – стать проводником к новым мыслям, достижениям и пониманию мира для людей. Надо заставить человека задуматься, при этом не давать ответа на возникшие вопросы. Он должен сам найти на них ответы и прийти к новому уровню своего мышления. Как-то, в одной из миссионерских книг, я вычитал цитату. Смысл был такой: у каждого человека есть своя роль: кто-то кормит, кто-то лечит, но самая главная роль дана художнику. Ему дано увидеть маленький кусочек рая и показать его на земле. К примеру, когда во время военных действий разбиваются памятники культуры, которые представляют огромную ценность для человека, я рассматриваю это как геноцид. Многие думают, что искусство для избранных, но, на самом деле, без искусства человек не был бы таким во всем своем величии. Я пытаюсь показать это величие в своих работах. Я был слишком многословен, но, одним словом, моя миссия – свидетельствовать.
– В завершение хочется задать вопрос, который бы задала любому другому творцу прекрасного: что для вас значит Джоконда, и в чем секрет ее улыбки?
– Замечательный вопрос, но очень сложный. Бесспорно, что секрет улыбки Джоконды еще не раскрыт, и мы будет гадать над ней вечность. Когда-то я прочитал одну книгу, названия уже не помню, но в ней рассказывалось о Моне Лизе и технике, в которой ее создал великий Леонардо да Винчи. Суть такая, что в ее губах и улыбке скрыты ад и рай. На одном уголке губ – добро, а на другом – зло. Думаю, этот вариант мне близок, и я его поддерживаю.
